Не забыл. Два дня старался думать о чем-то другом, но ничего у него не вышло. Мысли возвращались к Деннисону и обещанным деньгам. Полторы тысячи долларов. Он думал об убийстве.

Когда умрет этот человек…

Как-то он поднялся ранним утром и поехал на Кэдбери-авеню. Долго наблюдал за квартирой Леона Деннисона, увидел, как тот вышел из дома. Когда же Деннисон пересекал улицу, направляясь к своему автомобилю, Крафт поставил ногу на педаль газа и едва не вдавил ее в пол, чтобы бросить свою машину на Деннисона и покончить с ним. Но удержался. Подождал, пока Деннисон уедет.

Потом похвалил себя. Допустим, его поймают? Ничто не связывало его с человеком, который писал письма. Он ведь их уничтожил, а если б и сохранил, на отправителя выйти бы не удалось.

Полторы тысячи долларов…

В четверг, во второй половине дня, он позвонил жене и сказал, что после работы сразу поедет в Саратогу. Жена по привычке выразила свое неудовольствие, но особо спорить не стала. Крафт поехал на Кэдбери-авеню, припарковал автомобиль. Дождался, пока швейцар уйдет в соседнее кафе, чтобы выпить чашечку кофе, и проскользнул в дом. Нашел квартиру Леона Деннисона, открыл замок с помощью перочинного ножа. Он вспотел, как мышь, возясь с замком, ожидая, что тяжелая рука полицейского ляжет ему на плечо. Но все обошлось: он справился с замком, вошел в квартиру, закрыл за собой дверь.

Что-то с ним произошло, когда он переступал порог. Страх, тревога, озабоченность исчезли. В квартиру Деннисона проник другой Эдгар Крафт. Все предопределено, сказал он себе. Джозеф Г. Найманн был обречен. И Раймонд Андерсен, и Клод Пайрс. Все они умерли. Теперь на смерть обречен Леон Деннисон, и он умрет при любом раскладе.

Все ясно и понятно. Он, Эдгар Крафт, лишь пешка в большой игре, винтик гигантской машины. Он исполнит отведенную ему роль. Все должно идти согласно намеченному плану.

Все и пошло. Три часа дожидался он Леона Деннисона. Когда в замке повернулся ключ, Крафт бесшумно скользнул к стене у двери, занеся над головой железную подставку для дров в камине. Дверь открылась, вошел Деннисон. Один.

Подставка опустилась.

Леон Деннисон упал, не вскрикнув. Застыл на полу. Еще дважды поднималась и опускалась подставка, а Леон Деннисон не шевельнулся, не издал ни звука. Крафту осталось только стереть с подставки, с дверной ручки и еще с нескольких вещей, к которым прикасался, отпечатки пальцев. Из дома он вышел через черный ход. Его никто не видел.

Всю ночь Эдгар Крафт ждал, когда же появится чувство вины. К его изумлению, не появилось. Уже давно он стал убийцей: желая смерти Андерсену, планируя убийство Пайрса. И переход от убийства в мыслях к убийству в реальности прошел абсолютно безболезненно.

Наутро письма не было. Оно пришло на следующий день. Довольно-таки толстое: из конверта высыпались пятнадцать стодолларовых купюр.

Текст изменился. К привычному «БЛАГОДАРЮ ВАС» добавилась новая фраза:

Ричард Лаймон

ЖЕЛЕЗНАЯ ЛЕДИ

Вот говорят: все течет, все меняется. А на самом деле ничего подобного. Я прожил в Виндвилле всю свою жизнь, а «Бар и гриль Джо» каким был тридцать лет назад, таким и остался.

Тот же массивный стальной гриль, та же стойка, те же вращающиеся табуреты на высоких ножках… Разве что столики у стены в дальнем конце зала стали пообшарпаннее. Да еще скамейки в кабинках лет семь назад обтянули по-новой, но, поскольку Джо заказал тот же красный винил, что и прежде, никакой разницы не видно.

Изменилось другое — люди. Кое-кто из старых клиентов продолжает регулярно к нам наведываться, но некоторых из них просто не узнать. Например, Лестер Кихо после смерти жены сильно сдал и запил. А Хромой Седж, как получил инвалидность, потерял работу стрелочника и теперь каждый день таскается на станцию — смотреть на поезда, уносящиеся вдаль. Постоит немного на платформе — и стрелой к нам: пропустить по стаканчику на пару с Лестером и поплакаться на судьбу. Совсем плохой стал.

Сам же Джо отошел от дел и бывает здесь редко, все больше пропадает в горах, охотится, так что последние три года заведением заправляю я — с тех самых пор, как мне стукнул двадцать один год. Впрочем, когда Джо в городе, то иногда по утрам заходит на чашечку кофе с пончиками.

Но в то утро, когда сюда заявилась Элси Томпсон, он по своему обыкновению гонялся за оленями. Повезло старине Джо, ничего не скажешь!

В баре никого не было, кроме меня и Лестера, — я протирал стаканы, а он сидел на своем обычном месте за стойкой, собираясь опрокинуть первую стопку за день.

И тут на стоянку напротив входа въехала машина — старый, раздолбанный «форд», выглядевший так, словно пережил по меньшей мере десяток аварий. После того как водитель выключил мотор, он трясся и дребезжал, наверное, еще целую минуту.

Я позабыл обо всем на свете, просто стоял и смотрел. На пожилую тетку, выпрыгнувшую из «форда», посмотреть стоило: маленького роста, круглая, как колобок, вся в хаки, с короткой стрижкой и в круглых очках в металлической оправе. Она жевала резинку, причем с таким остервенением, словно грызла орех. В руке у нее была потертая кожаная сумка.

— Нет, ты только глянь! — сказал я Лестеру, но он и ухом не повел.

Дверь распахнулась, и тетка, по-военному печатая шаг, промаршировала к стойке в пыльных армейских ботинках со шнуровкой и взобралась на табурет прямо передо мной. Ее челюсть несколько раз дернулась вверх-вниз, и в какой-то момент мне почудилось слово «кофе».

— Сию секунду, мэм, — кивнул я.

— Спасибо, — буркнула тетка, получив дымящуюся чашку. — А теперь скажи-ка мне, молодой человек, не принадлежит ли это заведение некоему Джозефу Джеймсу Лоури?

— Ему и принадлежит, — ответил я, пристально глядя на нее.

Ее глаза за линзами очков открывались и закрывались в такт движениям челюсти.

— Ну наконец-то! — с довольной усмешкой прочавкала тетка. — Пока я искала Джо Лоури и его чертову таверну, пришлось прочесать все мелкие городки к западу от Чикаго, и в каждом мне обязательно попадалась забегаловка какого-нибудь Джо. Но я не сомневалась, что рано или поздно отыщу его берлогу. А знаешь, почему? Потому что у меня железная воля! Вот так-то! Когда он обычно появляется?

— Э… А зачем он вам?

— Он здесь бывает или нет?

— Конечно, бывает.

— Отлично! Странно только, что за стойкой не он сам.

— Стало быть, вы его знаете?

— Еще бы! — На секунду в ее глазах промелькнуло печальное выражение. — Когда он жил в Чикаго, мы знали друг друга оч-чень даже хорошо.

— Так, может, позвонить ему, сказать, что вы здесь?

— Не стоит. — Продолжая чавкать и ухмыляться, тетка открыла лежавшую у нее на коленях сумку и достала оттуда… здоровенный револьвер. Не такой, конечно, из каких палят ковбои в вестернах, но тоже ничего — длинноствольный «смит-вессон» 38-го калибра, очень неприятный на вид. Однако самое неприятное заключалось в том, что тетка, деловито взведя курок, наставила эту пушку на меня. — Я собираюсь его удивить. Мы его вместе удивим.

Хотя язык у меня в тот момент и отнялся, но кивнуть я все же смог.

— Во сколько появится Джо?

— Да скоро уже. — Я глубоко вздохнул. — Но… ведь вы же не собираетесь его застрелить?

— Так во сколько? — глядя на меня в упор, переспросила она.

— Ну… — Я помедлил, услышав вдали протяжный гудок локомотива. Экспресс 10.05 из Паркервиля. — Думаю, что скоро.

— Вот я его и подожду. А это что за хмырь?

— Где? А, это Лестер.

— Эй, Лестер! — окликнула его тетка, поигрывая пушкой.

Тот посмотрел в нашу сторону и увидел револьвер, но выражение его лица не изменилось. Оно осталось таким же, как всегда, — длинным и вытянутым, как у колли, только куда более унылым.